Астапович М.И. Михаил Астапович и однокашники из книги «Талантливые дети «лженауки» (клочки курсантских воспоминаний веселых и не очень).

ЧЕТВЕРТЫЙ КУРС

ЖЕНИХИ

 НАЧАЛЬНИКИ И ПРЕПОДАВАТЕЛИ

(вспоминает М. И. Астапович)

По прошествии трех лет в училище мы уже узнали большинство преподавателей и всё руководство училища. Там было немало ярких личностей.

Начальником училища был вице-адмирал Медведев Ефим Иванович профессиональный подводник-дизелист. Воевал на подводных лодках Балтфлота, потом направлен на ТОФ. Начальником училища назначен с должности командующего 6 эскадры подводных лодок ТОФ. Моряки звали его «Ефим». По характеру и внешне совершенно походил на доброго медведя. К курсантам относился как отец или дед.

Назначение было внезапным. Дело в том, что с должности ушел инженер-вице-адмирал Крупский Михаил Александрович – племянник Надежды Константиновны Крупской. Он передал дела своему заместителю контр-адмиралу Бледневу Алексею Ивановичу. Бледнев, по пути в штаб Ленинградской ВМБ, погиб в автомобильной катастрофе и училище осталось обезглавленным. Тогда и назначили «Ефима» с ТОФа.

Мне он запомнился появлением на экзамене по импульсной технике. Мы толпились у кабинета, где проходил экзамен. Подошел Ефим Иванович со свитой и спросил: «Какой предмет сдаете?». После доклада старшины класса о теме экзамена, адмирал улыбнулся и радостно произнес: «Аааа, импульсы!» и рукой изобразил импульсы как он себе их представлял, после чего вошел в класс. В классе в это время один из наших «горел», готовясь к ответу на билет, которого не знал. Увидев большого начальника, который занял главное место за столом экзаменационной комиссии, парень вспомнил чему его учил командир роты. Он принял строевую стойку, взяв указку как винтовку Мосина и стал громким командным голосом докладывать «ответ» на вопрос билета. При этом он выполнял указкой движения типа – «коли» и «отставить». Однако то, что нес курсант-погорелец по теме имело весьма отдаленное отношение к самому вопросу. Но, уверенность, выправка и громкий командный голос импонировали адмиралу. После завершения доклада Ефим Иванович предложил поставить курсанту «пять» за прекрасный ответ.

Председателем комиссии был начальник кафедры уважаемый седовласый преподаватель инженер-полковник А. С. Зенкевич, известный в училище высокой степенью интеллигентности, переходящей в аристократизм. Он вынужденно согласился с адмиралом и поставил высший балл.

Адмирал довольный уплыл на дальнейший обход. Следом, как ошпаренный, выскочил в коридор и обалдевший от «удачной премьеры» его спектакля курсант. Инженер-полковник, потеребив нос, подытожил: «Этот, б**дь, офицером будет!» Смех всех присутствующих подтвердил согласие с его прогнозом.

Про заместителя начальника училища контр-адмирала Токарь Федора Ефимовича и начальника политотдела капитана 1 ранга Кузминчука Михаила Яковлевича мы уже упоминали в главе про новый набор.

Кроме них из командования училища пользовался фантастическим уважением начальник строевого отдела полковник Челидзе Александр Александрович которого за глаза все звали «СанСаныч». Рассказывали, что он служил в личной охране Сталина и получил от «Самого» шпагу с золоченым эфесом. С ней он всегда выходил на парад, являя собой образец офицерской выправки и строевого шага. За это он был любим и уважаем в курсантской среде несмотря на строгость, доведенную до крайности. Никто не хотел попасться ему на дороге.

Об одной такой встрече с СанСанычем вспоминает Коля Карелин.

В один из выходных дней мы, получив увольнительные, вышли из училища и повернув направо по проспекту мы увидели вдалеке идущего нам навстречу начальника строевого отдела полковника Челидзе. Мы прекрасно знали, что встречи с СанСанычем не всегда заканчивались благополучно. Поэтому народ, во избежание возможных неприятностей рванул на другую сторону проспекта, а я почему-то решил идти прямо, посчитав, что все у меня по уставу и прическа и формам. Но когда, поравнявшись с Челидзе и поприветствовав его, услышал: «Товарищ старшина 2 статьи …» подумал, что увольнение накрылось. Но испуг оказался напрасным, мне было предложено вернуться в училище и передать дежурному по училищу приказание Челидзе навести порядок, так как из корпуса 3 факультета курсанты из окон прямо на проспект в самоволку выскакивают. Кроме того, приказано доложить дежурному, что мне после доклада разрешено продолжить увольнение. Минут через пятнадцать я присоединился к ребятам, которые считали, что на это увольнение я потерян.

Другая история, а может и легенда передавалась курсантской молвой из уст в уста.

История не хитрая о том, как троица уволенных, а может быть и самовольщиков, которые тоже не переводились, посетили знаменитый гастроном, который был недалеко от КПП училища и потому звался немного неграмотно – «гастроном против училища», однако сокращение было грозное – ГПУ. Так вот «пузырёк» взяли, а стаканов не было. Врожденная интеллигентность настоящих «поповцев» не позволяла друзьям пить «из горлА», потому они рисковали так и не выпить. Проходя мимо одного из обычных петергофских малоэтажных домиков, они забрели в подъезд и позвонили в первую попавшуюся дверь. Дверь открыла симпатичная пожилая дама. Курсанты изложили ей суть проблемы. Дама всё поняла, обернулась внутрь квартиры и сказала: «Сашенька, тут курсанты стаканчики просят. Принеси, пожалуйста…» Ребята ожидали увидеть какую ни будь девушку Сашеньку со стаканчиками, но в проеме двери показался знакомый силуэт СанСаныча. Была ли выпита та бутылка, не знаю. Наверное была, но легенда родилась и передается из поколения в поколение.

Спустя много лет я встречал на улицах прекрасного Петергофа СанСаныча с супругой. Спустя много лет после ухода в запас и в отставку он оставался стройным и подтянутым, неизменно прожимая рукой отсутствующую шпагу. Из далека было видно, что идет Офицер!

Лично мне как-то не удалось осилить такую стать. Увы!

Невозможно забыть и такого педагога, как Николай Анатольевич Боборыкин. Он был в звании капитан 1 ранга, но выпускался из Университета, потому сохранял шарм гражданского человека. Приходя к нему в преподавательскую на консультацию можно было застать его без кителя или тужурки с неизменной чуть ироничной, но доброжелательной улыбкой интеллигента. При этом он преподавал «Боевое применение БИУС».

Как положено профессиональному педагогу он следил за состоянием аудитории и когда видел излишнее напряжение, то легко мог «развлечь» слушателей интересными отступлениями. На всю жизнь запомнил его рассказ о разных путях в науке. Он рассказывал, что учась в Универе, был знаком с двумя друзьями с биофака. Один из друзей настоящий биолог после учебы уехал в Индию изучать жизнь слонов. Изучал десять лет и издал весьма информативную книгу про слонов страниц на 200, которую назвал «Слоноведение». Его приятель никуда не поехал, а «служил» в родном Универе. Изучив книгу приятеля, этот кабинетный биолог издал трехтомник «Введение в слоноведение» и приобрел авторитет основоположника этой ветви биологии. Мы смеялись, но на ус мотали. Потому и помним Николая Анатольевича, позднее ставшего профессором и по праву.

Не менее искрометным юмором отмечался капитан 2 ранга Евграфов Владимир Георгиевич, впоследствии капитан 1 ранга, профессор, доктор наук, заслуженный деятель науки РФ. Однако, кроме юмора он обладал и даром предвидения. Ещё в конце 60-х годов на лекции он «пошутил», что недалеко то время, когда будет всего два училища: «училище операторов левого борта и училище операторов правого борта».

Шутка. А как недалека от истины!

Их было очень много, тех, о ком хотелось бы рассказать, но это тема большой книги, которую ещё может быть кто ни будь напишет. Впрочем, упомяну нашего первого начфака Павла Яковлевича Гонорского и его приемника Юрия Александровича Пархоменко, а также первого командира роты Козлова Виктора Николаевича и его преемника, Юрия Александровича Трутня, который довел нас до выпуска и получения лейтенантских погон.

Кстати, погоны нам вручали с «молотками», то есть с эмблемой принадлежности к инженерному сословию и звание было – лейтенант-инженер. Этой чести удостоился только наш факультет. Потому подшучивая, а может и завидуя в тайне, нас стали звать: «лейтенант минус инженер». Правда впоследствии, при присвоении очередных званий, приставки «инженер» нам отменили и всё пришло к флотской норме, если такая вообще существует.

Лично меня это немного расстроило, но суета службы быстро заставила об этом забыть.

Руководство училища и преподавательский состав были прекрасными воспитателями и психологами. Мы храним о них добрую память.

Судьбоносное влияние они оказали и на жизнь Василия Южакова, который поделился своим впечатлением:

«Хочу поделиться со своими однокашниками, как начальник училища вице-адмирал Медведев Е.И. и начальник политотдела капитан 1ранга Кузьминчук М.Я. помогли закончить училище и впоследствии служить на атомных подводных лодках.

А ведь могло быть совсем по-другому!

В начале 3 курса у меня неожиданно заболела нога. На обследование отправили в Первый военно-морской госпиталь, а потом, в Военно-медицинскую академию, где сделали сложную операцию с трансплантацией. Потом был гипс на полгода и снова обследование в госпитале.

Лечащий врач сообщил, что предстоит ВВК и демобилизация по состоянию здоровья. Это был удар!

Я закончил сельскую школу в Вологодской области с серебряной медалью, поступил в Ленинграде в ЛЭТИ, после 1курса решил поступить в наше училище и стать офицером-подводником. И тут все мечты рушились!

Была беседа с начальником хирургического отделения полковником м/с Кондратюком А. Н. Я выразил желание учиться и далее служить в ВМФ. После этой беседы на консультацию к начальнику отделения приехал наш начальник политотдела – Кузьминчук М. Я. Военврач доложил ему о ситуации с курсантом его училища, находящемся на излечении.

Так произошла моя встреча с Начальником политотдела. Он подробно расспросил откуда я родом, о родителях, об учебе, о желании продолжать обучение и, в заключении, пообещал помочь и поговорить обо мне с Начальником училища.

Через неделю за мной приехал доктор от училищной санчасти с приказом о переводе меня в санчасть училища до снятия гипса.

В санчасти я провел 4 месяца, сдал зимнюю сессию. Помогали мне мои друзья, особенно Паша Волгин, Володя Бобков, Володя Мартыненко, Толя Липин. Я им очень благодарен. Жаль, что многих уже нет в живых!

В назначенный срок в Военно-морском госпитале сняли гипс, заключение врачей было положительное, и, после разработки коленного сустава после гипса под наблюдением врачей, меня выписали из госпиталя и я продолжил обучение.

Перед выпуском мне пришлось еще раз встретиться с нач. хирургического отделения для того, чтобы получить у него заключение о годности к службе на атомоходах. Такое заключение я получил с записью в медкнижку. Устно он добавил: «Если кто-то, когда-то будет сомневаться в этом медицинском заключении, ты, блин, скажи, что заключение сделал сам Главный хирург Военно-морского флота полковник м/с Кондратюк!»

С таким напутствие я поехал на Камчатку, где прослужил 18 лет, закончив там службу флагманским специалистом РТС Второй флотилии подводных лодок ТОФ в звании капитана 1 ранга.

А ведь меня, как офицера могло бы вообще не состояться, если бы не бережное отношение больших начальников к простому пареньку из Вологды.

Я всегда с благодарностью буду вспоминать этих начальников, своих друзей, которые помогали мне в то трудное для меня время».

Было другое время и по-другому ценили Человека. Хочется, чтобы опять было так…

 

«СИСТЕМОТЕХНИКА-71»

(вспоминает М. И. Астапович)

В 1971 году в Ленинграде прошла международная выставка «Системротехника-71». Событие уникальное. Там представлены вычислительные машины и комплексы ведущих мировых производителей.

Надо отдать должное, наши руководители не упустили такой шанс. Они дали команду старшим курсам 3 факультета переодеться в гражданку и провести дни работы выставки в павильонах «ЛенЭкспо» в Гавани «на Ваське». Если враги спросят типа, кто ты, любознательный «вьюноша», приказали говорить, что «их бин студент из Бонч-Бруевича». Имелся в виду Ленинградский электротехнический институт именно этого имени. Чтоб никто не догадался…

Всё это распоряжение мы с радостью исполнили, правда по-разному.

Некоторые типы вроде меня и правда «по чесноку» провели там все эти дни.

Многие использовали благо во зло и манкировали добрые порывы начальства, направленные на высокие цели, полагая что старшекурсники «сами с усами» и лучше знают, в чем смысл жизни. Это самомнение растет от курса к курсу и как говаривал наш незабвенный «препод» капитан 1 ранга Николай Анатольевич Боборыкин: «Курсант старшего курса есть существо из высших сфер и не каждого капраза или профессора до своей ручки допустят. Правда, ¾ продолжал он, ¾ потом, на флоте величие молодого лейтенанта снова падает ниже пола и его любой каптри наказать может».

Философия, однако! Родился человечек и он никто – «пыль», потом растет, растет и смотришь – старшая группа детсада, то есть «старшой»! Потом, бац! и опять младший в школе, а потом СТАРШЕклассник и так далее по жизни. Младший офицер – старо-младший офицер (каплей), потом – младше-старый (каптри) и так далее.

Интересно, а в Раю как? Мы же там будем? Или где?…

Так вот, это величие старшего курса мной никак не руководило. Я с интересом за два дня обошел весь павильон, с десятками ЭВМ. Они были большие и поменьше. Тогда персональных компьютеров не было, а о теперешних гаджетах и говорить не приходилось. Страшно сказать, мобильников не было вовсе. Интересно было, что уже тогда многие машины продолжали работу на свои компании, находясь вдали от них, через сети связи. Я поинтересовался, у сотрудников нескольких работающих ЭВМ, как давно они привезли технику в Ленинград и сколько времени занял запуск в работу. Получались дни! Это было особенно удивительно, поскольку в нашем училище уже второй год шли монтажные работы по установке ЭВМ БЭСМ-3М. Она занимала целый этаж в относительно новом корпусе и её пуска мы, помнится, так и не дождались.

Отставание было убийственным! Это был вызов.

А значит нам надо учиться и работать, и работать.

Людей на выставке толпилось много, но с основном это были собиратели сувениров, красивых буклетов и ярких пластиковых пакетов, то есть те питерцы, которым потом дали обидную кликуху – «мешки».

Тяга к яркому была естественной, поскольку отечественный «разно-пром» выпускал всё в «пятидесяти оттенках серого», предвосхищая появление известного потом фильма. Пакеты, то есть – мешки тогда ещё иногда и стирали, и сушили… такая была «подзасушенная» жизнь.

При этом страна была в развитии и движении вперед, хотя ощущалось, что что-то кто-то где-то как-то в общем, … дааа.

Но вектор был задан, его скалярная величина была велика и всё плохое казалось несущественным.

Итак, по прошествии двух дней на выставке я решил остальное время провести на стенде «Голубого гиганта». Сегодня Голубых гигантов в мире два: Ай-Би-Эм (IBM – international business machines) и «Газпром». А тогда был только IBM. Это был ессли не бог, то Папа Римский в вычислительной технике. На стенде стояла IBM360 mod.50, тогда самый распространённый вычислительный комплекс в мире. Я про него читал до встречи и тут такая удача посмотреть своими глазами. В детали не полезу, не в тему, да и давно это было.

Важно другое. Стенд был самый богатый из всех. Толпа его обступила и ждала супер-подарков, но … ничего не давали. Народ был зол: «А ещё Ай-Би-Эм называются! Скупердяи! А как же реклама – двигатель торговли?» Старший менеджер, вынес очередную пачку серых листков на которых были напечатаны технические характеристики комплекса без картинок и объявил, что IBM в рекламе не нуждается, и … до свидания!

У «Голубых гигантов» собственная гордость.

Отношение Боги-дикари там чувствовалось отчетливо. «Мешки» раздражали забугорных «Спецов», а «Спецы» вызывали классовую ненависть у «Мешков». Парадоксально, но обе стороны были правы. Каждая по-своему.

Меня уже знали. Допускали на стенд. Общались с интересом. С готовностью утоляли моё любопытство, несмотря на мой корявый и ограниченный английский.

Наверное, тогда я понял для себя, что формулировки типа «военный инженер по электро- радиотехнике» или «специалист по автоматике, телемеханике и вычислительной технике» внесенные в наши выпускные документы, не слишком хороши, поскольку пространны и не точны.

Правильнее нашу специальность называть «системотехника».

На службе, а потом и в бизнесе сложилось так, что мне – «вычислителю» не пришлось встречаться с БИУС, зато пришлось работать с радиолокацией, радиосвязью и даже с радиоэлектронной борьбой, а также со многими вещами, которые в училище мне как бы и не преподавали, но системотехническая подготовка мне всегда помогала.

Я считаю себя именно системотехником, хотя конечно и инженером. Одно другому не мешает!

 

ГАДЖИЕВО

(вспоминает М. И. Астапович)

Это была первая наша практика на Северном флоте, где большинство выпускников готовились служить. Северный флот сокращенно обозначают СФ, а расшифровывали иногда как «Современный флот». В общем так и было.

Смысл такого выбора места службы был простой: близко к дому. Большая часть курсантов были из европейской части страны, то есть ехать в отпуск было не далеко. Да и полуторный оклад – преимущество существенное. Межпоходовую подготовку проходили в учебном центре в Эстонии. Тоже не далеко. Корабли строят почти рядом – в Северодвинске. В общем это не то, что на Тихоокеанском флоте, куда лететь многие часы. В общем по всему это считался – лучшим вариантом.

Вообще, приоритеты в выборе места службы в ту пору были не такие как сегодня.

Почти все рвались на атомные подводные лодки. Следом шли надводные корабли. Те, кого распределяли на берег считались обиженными. Так одного из нашей роты направили военпредом на завод, выпускавший блоки вычислительной техники для ВМФ, который располагался в Ереване. Помнится, как парню очень сочувствовали. Даже когда узнали, что ему от завода дали большую квартиру в центре Еревана всё равно безквартирные подводники считали себя более удачливыми в распределении. Распределению на берег радовались те, кто был отмечен большой склонностью к науке. Для них распределение в НИИ ВМФ было благом. Попасть на Камчатку было удачей по причине двойного оклада. Но и минусов в таком распределении было не мало.

Но, мы ехали на практику в Гаджиево! Гаджиево это – одна из главных баз СФ, где базировались стратегические атомные подводные ракетоносцы (коротко – «стратеги») носители той самой боевой информационно-управляющей системы (БИУС) МВУ-100 «Туча», на которую нас готовили. То есть для многих это была встреча с местом будущей службы.

Закрытый военный поселок Гаджиево размещался рядом с базой флотилии стратегов 667 проекта. База тогда находилась и сегодня размещается на побережье Баренцева моря, в Кольском заливе, Сайда-губе, в бухта Ягельная. Городок был молодой, но вполне обустроенный. Моряки шутя определяли свое место как «на южном берегу Северного ледовитого океана», что вполне соответствовали географической истине. Природа соответствовала широте: гранитные скалы, мхи, вереск, брусничник, низкие кривые деревца. Частые сильные ветра. В общем «край суровый тишиной объят». Хоть это и пелось про Дальний Восток, но слова вполне подходили увиденному. Впрочем, эти берега во многом похожи.

Была заполярная весна. Помнится, что это был апрель.

Там уже было немало пятиэтажных домов, где жили семьи подводников. Был Дом офицеров с легендарным в те годы кафе «Северянка». Был «Военторг».

Всё это дышало романтикой и вселяло уверенность в правильности выбора профессии. Вот он флот! Вот она – Мечта!

Нам выделили казарму, где мы разместились с максимально допустимым военно-морским комфортом.

Добавлял уюта и мой популярный «в народе» магнитофон «Романтик». Там родилось и крылатое выражение «Аля-улю», которое прижилось в народе и разлетелось в лексике по стране. А возникло оно так. Мои магнитофонные записи делались в Эстонии, где жили мои родители, где был мой дом и где я чаще всего проводил отпуска. Между записями часто оставались слова дикторов с объявлением песни. Так перед песней Тома Джонса диктор-девушка говорила, напимер, «…песня Тома Джонса (был такой английский певец)…». По-эстонски это звучало как «Том Джонси лаулу». Вот это часто повторяющееся «лаулу», что переводится как «песня», и превратилось в «аля-улю». Так и говорили: «Миша, врубай свою аля-улю!» и всем всё было понятно.

Позднее, на этой же практике, «Романтик» и я попали в политическую переделку. К нам в казарму вдруг заявился заместитель начальника политотдела и конфисковал все бобины с музыкой. А у меня там были и «Битлы» и «Роллинги» и западная эстрада. Я мысленно уже попрощался с училищем и готовился к худшему.

Однако, всё обошлось. Политработников моя «коллекция» музыки не заинтересовала. Как оказалось, мы с «Романтиком» попали под кампанию борьбы с Высоцким, которого по эстонским УКВ станциям не транслировали, а потому у меня его и не было. Так что, Бог не выдаст, политотдел не съест.

Первым удивлением был береговой северно-подводный рацион питания. Это был какой-то рай на земле. Фрукты, варенье из лепестков роз, сгущёнка, мёд и прочие лакомства были в избытке! И это только завтрак. Обед и ужин тоже были исполнены удивительных радостных гастрономических «открытий».

На камбузе в коридоре вдоль стен стояли ящики с печеночным паштетом, который «на материке» был дефицитом и мечтой хозяек, а здесь подводники его не ели. Потому и стояли ящики, но стояли тоже не без цели. Когда вечером появлялась возможность пропустить «грамм по 100» горячительных напитков, а закуски не было, на камбуз отправлялся один из алчущих праздника и приносил несколько банок паштета и пару буханок хлеба иногда ещё горячего. Не жизнь, а сказка!

На одну подводную лодку приписывали по нескольку практикантов.

Рабочий день проводили на «своем стратеге», на боевом посту БИУС. Учили матчасть и жизнь подводника. Не всегда корабль был у причала и не всегда нас брали в море. Приходилось и просто болтаться в казарме. Иногда возникали задания далекие от прямой специальности.

Так наша группа, была проинформирована о необходимости помочь в оформлении отчета по ракетной стрельбе. Там страдал командир штурманской группы («штурманёнок»), на которого свалилась эта проблема.  Командир БЧ-1, убыл в отпуск, а штурманёнок не смог оформить отчет, а потому его в отпуск не пускали. Кто-то из моих однокашников был знаком со штурманенком и, зная мои способности, обратился ко мне с просьбой сделать этот отчет, но не из чистого альтруизма, а потому, что нам были обещаны ключи от квартиры этого лейтенанта на всю практику. Сам он стремился поехать к семье в отпуск. Вот такой расклад.

Соблазн в виде «хаты» вместо казармы был налицо. Отчет был сделан. Я с командиром корабля и сопровождением побывал «на приеме» у комдива (будущего Главкома) контр-адмирала Чернавина В. Н. Отчет утвердили. Ключи мы получили и расстались с казармой, тем более что корабль, к которому нас приписали ушел то ли в ремонт, то ли на боевую подготовку без нас.

Началась полная свобода, которая молодых неизбежно ведет в недобрую сторону. Молодость, даже в погонах, не любит тормоза и оковы. Началось разгульное времяпрепровождение, а попросту – пьянка. Один из вечеров в выходные завершился тем, что двое, в том числе и я, «выпали в осадок». Остальные были покрепче и решили … продолжить приключения в Доме офицеров. Там был танцевальный вечер. Народу было много. Были и патрули. Наших гуляк стали вязать. Один из них вырвался и убежал на улицу, где попытался догнать отъезжавший ГАЗик. ГАЗик притормозил и дождался беглеца, который запрыгнул внутрь и … оказался в руки коменданта гарнизона.

Хмурое утро искатели приключений встретили на губе. Там нарядные, хоть и потрепанные гардемарины 4 курса сидели в одной камере с нарушителями из стройбата и прочих частей гарнизона. На их фоне наши были похожи на лебедей на помойке, хотя и «гармонию кичи» не нарушали.

Днем приехал учившийся с нами, но на год младше, сын командующего флотилией Толя Неволин и, узнав о происшествии вызволил наших свободолюбивых гуляк с гауптвахты.

Практика подходила к концу и, кроме достижения основных учебных целей, дала повод к размышлению о сущности свободы и её возможных последствиях.

И хорошо, что всё хорошо кончилось.

 

 ВЫПУСК ЛЕЙТЕНАНТА ШКАПИНА

(вспоминает М. И. Астапович)

            В те годы в училище была традиция: очередной выпуск лейтенантов обеспечивает следующий курс. Госэкзамены, защита дипломов, пошив формы, примерки всё это проходило без нас. А вот обеспечить банкет было необходимо. Выпуск 1971 года был примерно полторы тысячи человек плюс молодые жены и родственники выпускников. То есть почти две тысячи человек или более гуляли на банкете. Конечно, без помощи других курсантов было не обойтись. Младшим курсам на пьянку смотреть не педагогично, вот и брали старшекурсников.

Банкет наших предшественников вошел в историю.

Бал был восхитителен! Молодые лейтенанты. Золото парадной морской формы, кортики. Прекрасные юные жены и дамы. Счастливые родители и родственники. Воодушевленное командование, преподавательский состав и воспитатели.

Вдохновенные благодарственные речи, здравицы. Музыка, танцы. Всё было на высшем уровне, но запомнилось не только этим.

Дело в том, что, когда все были уже разогреты, произошла незначительная стычка между двумя выпускниками.

Повод растаял в тумане истории, но, как рассказывали, без «шерше ля фам» не обошлось. Всё произошло неподалёку от адмиральского стола и наш добрый начальник училища вице-адмирал Медведев – «Ефим» попытался предотвратить назревающую драку и разнять горячих лейтенантов. Разнять он их безусловно мог, поскольку был крупным и сильным человеком и разнял. Казус был в том, что кулак одного из лейтенантов-драчунов был занесен и начал движение в челюсть другого и, сам того не ведая кулак влетел не в лейтенантскую, а в адмиральскую челюсть.

Адмиральская челюсть с честью выдержала удар, приведя в смущение драчунов и погасив тем самым конфликт. Даже о «ля фам» парни наверняка на время забыли. Адмирал был великодушен и не в претензии. Всё было завершено и, наверное, было бы забыто, если бы не один нюанс.

Дело в том, что из училища в Питер курсанты приезжали чаще всего на электричке на Балтийский вокзал. В непосредственной близости от вокзала пролегает улица Шкапина, названная так в честь рабочего-революционера Путиловского завода. По иронии судьбы кулак, нанесший хук адмиралу, принадлежал новоиспеченному лейтенанту по фамилии Шкапин.

По этой причине улица Шкапина в устах выпускников того года часто иронически переименовывалась в «улицу лейтенанта Шкапина», тем самым сохраняя в истории в общем обычный выпуск 1971 года. А нам довелось не халяву войти в историю просто обеспечивая этот «шкапинский» выпуск.

1 комментарий

Оставить комментарий
  1. Медведева мы звали «шатуном». Вступив в должность, он иногда в полночь ходил по училищу — то ли изучал, то ли кто его знает. Наше спальное помещение было на чердаке и одна из дверей = заколочена. Кому нужен проходной двор. Я был дежурным по роте. Слышу, как кто-то стучится в эту дверь, да ещё и шумно требует открыть. Короче, послал я его. Красиво. От души. На следующий день рота была построена. Перед нами — Медведев, Челидзе, Козлов. На вопрос КТО? Я сделал шаг вперёд. Представился: «Дежурный по роте старшина 1 статьи Воронов». Медведев: «Благодарю за службу» Развернулся и пошёл на выход…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *