ВТОРОЙ КУРС

НЕПОДДАЮЩИЕСЯ

ПОЙДУ В ПОДВОДНИКИ

(вспоминает Р. И. Мусатенко)

Окончания 2-го курса все ожидали с нетерпением. Предстояла флотская практика на дивизии подводных лодок Балтийского флота. Для большинства мальчишек предстоящая встреча с настоящими боевыми подводными лодками была и тревожна, и волнительна, ведь командование факультета готовило нас к тому, что это будет не просто экскурсия, а всем курсантам предстоит фактически выходить в море и погружаться. Именно ради такой возможности мы целый семестр изучали легководолазное дело и сдавали соответствующие зачеты с получением удостоверений установленного образца.

И вот, наконец-то, мы в Лиепае, одной из мощнейших по тем временам базе дизельных подводных лодок. Причалы, причалы, причалы… Корпуса, корпуса, корпуса…

Первое впечатление просто незабываемо. Пока ждали, когда наши руководители практики с командованием дивизии расписывали нас по экипажам, в базу заходили три подводные лодки 613 проекта.

Бурун за кормой, оглушающие, на всю Лиепаю, сигналы сифонов, фигуры командиров на мостиках… Красота!

Всех курсантов расписали по экипажам, по 4-5 человек на лодку, развели по казармам и… началась новая «подводная жизнь». Мне сильно повезло: меня и еще трех ребят из нашего класса определили на подводную лодку 613 проекта Черноморского флота. От подводных лодок Лиепайской дивизии она отличалась тем, что была покрашена в темно-серый цвет (балтийские лодки были все черные). На лодке только что была заменена гидроакустическая станция и теперь новое оборудование проходило испытания. Так что отсидеться на берегу нам не светило.

Обо всем этом мы узнали в тот же вечер от дежурных по казарме матросов. Поздно вечером лодка пришла в базу и экипаж прибыл в казарму, чтобы переночевать, а с утра снова выйти в море. Быстро познакомились с помощником командира, встали на довольствие и с утра завтракали уже на лодке.

Выход был назначен на 11.00, поэтому мы быстро-быстро прошли с экскурсией по отсекам под руководством боцмана и разместились в первом отсеке, переданные в подчинение командира БЧ-3 (минера), молодого лейтенанта, выпускника училища этого года. Лейтенант прибыл на лодку за день до нас и выходил в море тоже впервые.

• «Боевая тревога! Подводную лодку к бою и походу приготовить!
• «Первый к бою и походу готов!»
• «Есть первый!»

Ну, вот и пошли. Тихий монотонный шум механизмов, редкие команды из центрального поста, редкие доклады командира отсека в центральный. Лейтенант объясняет: «выходим в полигон». В полигон выходили несколько часов в надводном положении. За это время матросы боцманской команды и минеры показали нам каждый рубильник, каждый пульт, клапан, устройство и все-все- все, что располагалось в 1-м отсеке. Меня поразили знания матчасти и особое отношение матросов-подводников к кораблю и своей службе. Вообще, все вокруг нравилось и приводило в восторженное состояние.

Неожиданно зазвенели «колокола громкого боя», а по трансляции раздался строгий голос помощника командира: «Боевая тревога! Срочное погружение!».

Наконец-то, дождались! Все четверо были в ожидании чего-то необычного: повышения давления в отсеке, изменения состава воздуха, еще непонятно чего-нибудь. Однако, ничего особенного не происходило. Только на глубиномере стрелка остановилась и застыла у отметки «60 метров».

Поступила команда из центрального поста: «Курсантам прибыть во 2-й отсек». Пошли во второй. Возле переборочной двери нас встретили командир подводной лодки и замполит. Это было настолько неожиданно, что мы даже представиться толком не смогли. А командир поздоровался с нами, как со старыми знакомыми, и сказал, что сейчас вместе с замполитом будет посвящать нас в подводники.

Мы стоим «ни живые, ни мертвые» рядом с кают-компанией офицеров (она же медпункт и операционная) перед каютой командира. На переборке белый ящик с красным крестом (по-видимому, аптечка). Оттуда вынимается маленький хрустальный графинчик и 4 хрустальных рюмки. Пока командир разливал что-то белое по рюмкам (грамм по 30), замполит заполнил на каждого из нас удостоверение о первом погружении (Ф.И.О., время. дата, бортовой номер подводной лодки, координаты и глубину погружения). Офицеры расписались в удостоверениях, командир поставил корабельную печать.

«Ну, курсанты, с первым погружением вас! Дай, Бог, не последнее! Вперед, ребята, удачи вам в военно-морской службе!».

Мы одним махом выпили то, что было налито, дыхание перехватило, но все выстояли. Свершилось!

Потом было всплытие в надводное положение. Матросы ждали отбоя боевой тревоги и разрешения выхода наверх. Наверх выходили не только для того, чтобы покурить и полюбоваться морской волной, но и для того, чтобы воспользоваться туалетом. Если предстояло погружаться, туалетом могло служить любое место в ограждении рубки (конечно, кроме мостика) – вода потом все смоет. А если погружения до прихода в базу не планировалось, то весь экипаж пользовался одним оборудованным местом. Всю эту науку, как и многие другие практические знания щедро и с душой вкладывали в нас матросы-подводники. За это им огромное спасибо!

Неожиданно в отсек поступила команда: «Курсантам прибыть на мостик». Наш лейтенант-минер дал каждому по матросской пилотке и отправил нас в центральный пост. Там нас проинструктировали, что, прежде чем выйти через верхний рубочный люк, надо спросить разрешения выйти наверх.

Вышли наверх и застыли от изумления:

Яркий июльский солнечный день, полный штиль; форштевень рассекает водную гладь, за кормой пенится кильватерный след; у переговорного устройства «Каштан» стоит рулевой-сигнальщик, а рядом с ним наш командир: тапочки «в дырочку» на босу ногу, флотские синие сатиновые труселя до колен, еще выше бинокль на волосатой груди, на голове каракулевая шапка с «крабом». Картину дополняли горящие смеющиеся глаза, лихие казачьи усы, папироса «Беломор» в зубах и стакан чая в позолоченном подстаканнике в руке. Завершал картину развевающийся над рубкой гордый Военно-Морской Флаг.

В кино такого не увидишь…

Мы знали, что нашу лодку называют «чапаевской», якобы такая фамилия у командира. Гарантировать достоверность этого не могу, но сходство с героем Гражданской войны у капитана 3 ранга было поразительное.

Именно тогда, ярким июльским днем в рубке «чапаевской» подводной лодки я и решил: «Пойду в подводники!!!»

Так получилось, что около 90% выпуска нашего факультета 1972 года начинали свою службу на подводных лодках на разных флотах.

ДИЗЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА

(вспоминает М. И. Астапович)

На второй курс приехали уже почти что бывалые мореманы. А что? Курс отучились и почти никого не потеряли. Курсовые экзамены отработали. Морскую практику освоили, даже заход в Таллинн был! Главным калибром постреляли. Начала штурманской прокладки освоили и … что нового нам предложат преподы?

Однако мы зря думали, что нас ждет скукота. Учебный план был энергичным и насыщенным. Что-то новое нам предлагалось каждый день. Однако этот поток новизны был по своему монотонным и мне как-то ничего не запомнилось. Надеюсь на помощь друзей!

А вот практика была очень яркая и запоминающаяся. В южном латвийском городке Лиепая состоялась наша первая встреча с подводными лодками. Правда дизельными, но от этого не менее интересными. По дороге на практику была интересная остановка в Риге с прогулкой по городу. Впрочем, на меня, выросшего в Таллинне, рижские достопримечательности впечатления не произвели.

Однако, начать хочу с истории города-порта Лиепая. С начала 18 века, русские корабли стали там базироваться в преддверии Северной войны. Её название тогда было порт Либава. Позднее рядом с Либавой был построен «Порт Александра III» где в 1969 году базировалась 37 отдельная краснознаменная дивизия подводных лодок Балтфлота. Там же находился и судоремонтный завод. Там мы и проходили вторую практику.

Дело было летом. Городок курортный, весь погружен в зелень парков, бульваров и садов. База находилась в северном предместье города, но и там для нас было немало любопытного. В увольнениях мы с удовольствием бродили по тихим улицам. Там, в киосках «Союзпечати» продавались настоящие сигары «Гавана» и «Корона». Они были упакованы в деревянные ящики и привлекали наше внимание. Конечно, многие их стали курить. Однако по незнанию курили их взатяжку и по нескольку штук до зеленых кругов в глазах. Потом мы узнали, что курение сигар – особый ритуал, который исключает прием дыма в лёгкие, но это было потом. Военные моряки в городе были. К ним привыкли и, понимая присутствие гарнизонной патрульной службы, официантки местных кафе по нашей просьбе наливали в маленькие кофейные чашечки кофе и, в такие же чашечки – «Рижский бальзам». Внешне чашки были одинаковые, но при смешивании давали необходимый в увольнении эффект. Проходящий мимо патруль видел курсантов, чинно сидящих за столиками кафе, и на наличие двух чашек кофе перед каждым из них патруль внимания «не обращал», поскольку и сами патрульные, бывало в увольнении, пользовались этой нехитрой маскировкой, а «безобразия курсанты не нарушали».

Я, как человек выросший в Эстонии, невольно сравнивал отношение к русским в Эстонии и Латвии. Скажу, что Лиепая в этом отношении производила не лучшее впечатление. Нередко можно было увидеть свастику или символику нацистов нарисованные не детской рукой на заборах или заброшенных зданиях. Неприятным осталось впечатление от посещения курсантами открытой танцплощадки в парке. Девушки категорически отказывали курсантам в танцах. Одна из них на настойчивые вопросы ответила, что вы ребята хорошие, но приехали и уедете, а местные парни нас бить будут. Русским и военнослужащим полагалось посещать Клуб железнодорожников. Такая национальная политика. В Таллинне я такого не встречал.

Молодые тела летом неизбежно требуют солнца и моря в смысле купания. Для этого на пляж ехать не требовалось. Прямо на территории базы, если пойти вдоль пирсов, а потом вдоль берега к каналу, по которому корабли и лодки выходили в море, был прелестный закуток. Там на бетонных плитах, одним концом спускающихся в воду, можно было позагорать, а если ветер относил от плит радужные мазутные пятна, то и макнуться в мутноватую воду канала. Всё-таки база дизельных подводных лодок и ремонтный завод не лучшее место для пляжа.

Особое удовольствие было наблюдать проходящие мимо корабли и лодки. Правда была опасность, что с них могли нас «заложить».

Как вспоминает Коля Карелин, по понедельникам, как известно, с утра проходили политзанятия с личным составом, нас курсантов не особо привлекали к этому мероприятию, в какой-то степени в это время мы были предоставлены сами себе, главное было в это время не светиться на территории части. В один из таких летних дней, мы ещё до начала политзанятий и обосновались в вышеописанном закутке и хорошо позагорали. К концу занятий должны были вернуться в свою казарму. Вышли на дорогу, а навстречу идет замполит бригады. Вокруг никого.

Быстро построились в колону по два и двинулись ему навстречу. Замполит был немного обрюзгшим капдва в поношенном кителе. Видно было, что подъема по карьерной лестнице он не ждал, соответственно служил без энтузиазма. При нашем приближении он устало спросил: «Откуда вы, товарищи курсанты идёте?»

Вообще- то, вопрос был риторический. Было совершенно понятно откуда следуют эти ребята. Это был провал в чистом виде!

Но вдруг один из нас – Володя Беляев, улыбнувшись во всю ширину лица, уверенно заявил: «На политинформацию, товарищ капитан второго ранга!»

То ли замполит обрадовался политически верной цели движения этого я, толи ему было лень в этот жаркий день разбираться, но он вдруг ответил Володе такой же широкой улыбкой и приказал: «Ну, следуйте куда следовали!» Мы облегченно выдохнули и потопали дальше, поражаясь Вовкиной реакции и логике.

Володя прославился на новом наборе тем, что на вопрос кто он был на гражданке, слегка замявшись выпалил: «Я был – помощник тепловоза!» Был то он помощником машиниста, но его гражданскую «специальность» запомнили многие. Да и не мудрено. Володя был тогда и остается теперь, спустя полвека настоящим атлетом по силе и фигуре.

Однако практика сводилась не только к увольнениям.

Более сильное впечатление произвели дни, проведенные внутри прочного корпуса настоящих боевых подводных лодок. Лодки были дизельные проектов 613, 633, 644, 665 и кажется, одна 641. Больше всего привлекала внимание лодке проекта 665, которую прозвали – «лягушка». Её рубка была почти по ширине корпуса и имела форму полу-капли для того, чтобы по бортам разместить четыре крылатые ракеты П-5 в контейнерах.

Служба дизельных лодок была завидной: утром подъем флага, выход в море, отработка задач и вечером … домой к семье. Однако, служба личного состава «на дизелях» была более чем сложной. Чрезвычайно стесненные условия жизнедеятельности и спартанский быт. Спать морякам приходилось по сменам, где попало, иногда на торпедах и рядом с грохочущим дизелем. Пресная вода использовалась крайне ограниченно, а мыть руки морской солёной водой то ещё удовольствие. Мыло не мылилось, а специальное мыло где-то есть, но «кто ж его даст» и мы его не видели. Туалет тоже в дефиците. Пока лодка в надводном положении, пожалуйте в ограждение рубки и там справляйте свои надобности.

Была душераздирающая история о встрече с морским чудовищем. Вот она.

Выход в море на лодке 613 проекта. Ночь. Надводное положение. Мы без хода. Ждем команды с берега. Единственный гальюн внутри прочного корпуса закрыт на замок, а надобности экипаж справляет в «уличном» сортире в ограждении рубки ближе к корме. Но и туда надо ухитриться попасть, потому что туда ведет узенький вертикальный трап. Надобность справляешь прямо в морскую воду, которая плещется в конце трапа. Если волна ударит хорошо, то тебя и «подмоет». В довершение всего единственная тусклая лампочка в герметичном корпусе то ли перегорела, то ли разбита и не светит. А вокруг непролазная темень.  И вот, я, как практикант, нахожусь в центральном посту, там, где удалось приютиться и наблюдаю за подводницкой ночной жизнью. Через какое-то время спускается с мостика матрос. Глаза на выкате, губы дрожат и как-то весь не в себе. Старпом «рулил» в Центральном посту и сразу заметил, что с моряком что-то не так. «Боец, что с тобой?» — спросил старпом. Боец не сразу смог рассказать, но потом промолвил, озираясь по сторонам: «Товарищ капитан-лейтенант! Я в надводный гальюн пошел и только штаны снял, как меня из моря какое-то чудище мокрой когтистой лапой за яйца … Цап!». В центральном посту воцарилась тишина. Слышалось только жужжание какого-то прибора. Расспросы были тщетны. Боец только бормотал про мокрую когтистую лапу. Так прошло несколько минут… Тут сверху показались чьи-то ноги и в центральный ввалился вахтенный офицер-минер и изрёк: «Блин, боцман, вверни лампочку в гальюне, а то на меня сейчас кто-то чуть не нас*ал!». Минер был в мокрой зимней шапке с кокардой очень похожей на пресловутую мокрую когтистую лапу. В центральном раздался дружный хохот! Оказалось, что минер передал вахту помощнику и пошел по нужде. В это время боец получил «Добро» на выход на мостик и пошел справлять нужду, не заметив в темноте, что на «точке» уже сидит минер. Вот такие бытовые условия на «дизелях». А значит практика не просто удалась, а запомнилась на всю жизнь.

А «подводным трактористам», как иногда называли дизельных подводников, наш общий военно-морской поклон и безмерное уважение. Они-то в автономках «пахали моря» не только месяцами, а иногда и по году в невыносимых условиях обитаемости.

Настоящие герои!